Роман Самсонов: Цифровизация в РФ должна изменить управление нефтегазовой отраслью на всех уровнях
Москва. Развитие цифровых и интеллектуальных технологий является важным конкурентным преимуществом для российского ТЭК на мировых энергетических рынках. По мнению первого заместителя министра энергетики РФ Алексея Текслера, российские компании обязаны заниматься внедрением «цифры», если хотят быть лидерами в своей отрасли.
О том, как повлияет развитие цифровизации на нефтегазовую отрасль России, Агентству нефтегазовой информации рассказал руководитель направления «Газ и Арктика» Энергоцентра Московской школы управления «Сколково» Роман Самсонов.
— Модные термины, касающиеся цифровизации отечественной нефтегазовой промышленности, появились не так давно, однако информационные технологии (ИТ) стали активно внедряться уже с 90-х годов. ИТ в нефтяной и газовой промышленности имеют ряд принципиальных отличий, которые в большей степени определяют задачи цифровизации для них. Применение когнитивных технологий в разведке и добыче — один из общих способов повышения эффективности. Использование 3D-технологий позволяет нефтегазовым компаниям стать конкурентными на глобальном рынке. Возможность моделировать и имитировать операции в трехмерном формате позволяет решать проблемы безопасности, экологичности и экономичности. Современные решения нужны на всех стадиях производства, от планирования до комплексного управления производством.
Интегрированные цифровые модели месторождений, особенно компонентного состава, например нефтегазоконденсатных, позволяют объединять блоки геологии и разработки месторождений не только с блоком добычи, но и с блоком наземной инфраструктуры.
Неслучайно компании-лидеры российского нефтегазового сектора идут по пути создания консорциумов, технологических партнерств прежде всего в области информационных и коммуникационных технологий. К этому относится соглашение «Газпром нефти» со «Сколтехом» по сотрудничеству в области бурения и закачивания скважин. Большие перспективы есть, в частности, в области развития цифровых технологий для прогнозов и анализа геолого-технологических огромных массивов данных (Big data) с новыми системами визуализации подготовки принятия решений.
В России открыто около 2 тысяч 500 нефтегазовых месторождений и из них примерно 1 тысяча 945 месторождений нефти. Ежегодная добыча нефти превышает 500 миллионов тонн. Несмотря на схожесть ряда информационных и коммуникационных задач в нефтегазовом бизнесе, есть также различия, в том числе в зависимости от их размера и расположения на суше или море.
Более 70% разведанных запасов газа находятся в 28 уникальных месторождениях, одно из которых — Уренгойское уникальное (5,4 триллиона кубометров), а другие — в четырех гигантских (от 1 до 5 триллионов кубометров). Всего в России около 850 месторождений природного газа. При этом 600 месторождений находятся в пользовании добывающих компаний, но в активной разработке находится около 350 из них.
Интересна динамика роста количества цифровых месторождений за последние годы с учетом того, что их количество достигло в России уже сорока, ведь еще в 2016 году их было всего 26, это уже тогда составляло около 12% от общего их количества в мире. При этом распределение было следующим: Роснефть – 10 (одно морское безлюдное); Газпром – семь; ЛУКОЙЛ – четыре; НОВАТЭК – два (одно безлюдное); Татнефть – одно; РИТЭК – одно; Зарубежнефть – одно.
Показательна также динамика изменений цифровизации самих скважин в мире. Если на 1 января 2015 года их было 15 тысяч, то в России было не более 2 тысяч из общего количества. Далее темпы перехода на цифровые технологии в добыче стали существенно отличаться. Shell уже в 2016 году перешла на управление в режиме реального времени 24/7 практически всем своим фондом в 20 тысяч скважин. К этому уровню приближается и BP.
В России даже самые оптимистичные предложения академика Дмитриевского предполагали перевод всего эксплуатационного фонда скважин только к 2035 году. Хотя даже при этом с учетом темпа отбора в 2% некоторые оценки позволяли рассчитывать на ежегодный прирост добычи нефти от 40 до 60 миллионов тонн и суммарным приростом запасов до 3 миллиардов тонн к 2030 году. Некоторые аналитики пытаются даже оценить затраты на это в 24 триллиона рублей и потенциальную выгоду от этих вложений. Но менять нужно слишком много, чтобы это дало реальный эффект.
Говоря об общих подходах к проблемам цифровизации нефтегазовой отрасли, принято относить к критическим следующие проблемы и направления:
- интеллектуальные системы поиска, разведки, разработки месторождений, добычи, транспорта и переработки нефти и газа;
- инновационные энергосберегающие системы добычи и транспортные системы нефти и газа;
- использование естественной энергии пластов для преобразования добычных технологий в технологии высоких переделов;
- ресурсосберегающий и энергоэффективный транспорт и переработка;
- информационные, управляющие, навигационные, морские, подводные, подледные, континентальные и скважинные сенсорные системы мониторинга и управления в режиме реального времени;
- энергоэффективное и геоэкологическое производство, предусматривающее развитие технологий высоких переделов, реализацию безлюдных нефтегазовых технологий, создание подводных и подледных заводов, скважинных заводов;
- интегрированная конверсия космических технологий в морские нефтегазовые.
На мой взгляд, важно не забывать и о технологиях управления персоналом, ведь ему приходится работать в условиях автоматизированных систем и комплексов с элементами искусственного интеллекта.
Стоит также отметить, что если еще до 2016 года в приоритетах развития нефтегазовой отрасли мира в числе наиболее эффективных были МУН и МНП, интегрированное поверхностное моделирование, буровые технологии, сейсмический процессинг и интерпретация, сейсмические исследования, пластовая оптимизация и только потом цифровые месторождения, то уже в 2017 году стало очевидно, что цифровизация затрагивает всю цепочку создания стоимости в нефтегазовой промышленности. Среди наиболее перспективных сегментов для перехода на цифровые технологии выделяют управление активами и инфраструктурными объектами, разработку месторождений, геофизический сервис, трубопроводы, переработку.
Структуру мировой экономики, в том числе промышленного мира, меняет концепция Intelligent enterprise (IE) – набор технологических инноваций, включающий искусственный интеллект (Artificial Intelligence, AI), интеллектуальную автоматизацию (Intelligent automation, IA), технологии глубинного обучения, предсказательную аналитику и когнитивные вычисления.
Но даже в нефтегазовой отрасли корпоративные IE-системы, способные существенно помочь в снижении капитальных затрат и операционных расходов, еще не стали приоритетами в развитии даже крупных компаний. Только явные лидеры, такие как Газпром, «Газпром нефть», Роснефть, ЛУКОЙЛ отличаются активным внедрением этих технологий. Уровень внедрения подобных систем в малых и независимых компаниях еще только в самом начале.
Предиктивная аналитика и интеллектуальные системы автоматизации способны принести наибольший эффект в нефтегазовой отрасли. При этом не стоит недооценивать влияние данных, быстро достигающих пугающего объема, характерного для big data и способного совершить революцию в отрасли.
Я лично участвовал в разработке ИТ-стратегии ПАО «Газпром», которая, начавшись еще в 2008 году, позволила уже внедрить 35 информационно-управляющих систем, поднявших уровень автоматизации многих важных бизнес-процессов на мировой уровень. Однако темпы развития технологий настолько быстры, что корректировку и реализацию подобных стратегий скоро придется проводить в режиме реального времени. Эта сфера может послужить мощным драйвером для изменения структуры управления и создать предпосылки для планового перехода в так всеми ожидаемую реформу нефтяного и газового рынка, дав дорогу новым формам сотрудничества и инвестиций. Неслучайно новые формы государственно-частного партнерства, перехода капитального строительства на принципы современного инжиниринга наиболее активно реализуются с участием крупных нефтегазовых компаний, прежде всего на самых сложных северных территориях страны.
Однако даже компании-лидеры отечественной цифровизации еще не готовы в полной мере использовать все возможности концепции «Индустрии 4.0». Во многом это связано с тем, что основой для построения полноценного оцифрованного бизнеса является обеспечение кибербезопасности. Именно этот вопрос повышает существенно риски от расширения цифровизации, хотя она же и дает бизнесу колоссальные преимущества. И чем значительнее степень цифровизации, тем эти риски больше.
Если в части бизнес-приложений и средств промышленной автоматизации доля используемых в компании зарубежных IT-продуктов составляет около 50%, то в части базового программного обеспечения и IT-оборудования она близка к 95%. Однако оценивать эту ситуацию как критическую, пожалуй, не стоит. Программа импортозамещения, простимулировавшая поиск альтернативных решений в России и странах БРИКС, уже дает не плохие результаты и активное развитие центров компетенций и разработки, в том числе в сотрудничестве и кооперации со Сколково и рядом технопарков, позволяет минимизировать ущерб и потери от ужесточения режима санкций. Да и бизнес старается находить форматы сотрудничества даже в непростых условиях. Именно в этом направлении и должно поддерживать государство отечественных разработчиков и консорциумы ИТ компаний, способных создавать прогрессивные технологии и программные решения. И это должно быть направлено не только на создание специальных налоговых преференций, а прежде всего на формирование среды для повышения эффективности бизнеса и технологического сотрудничества.
Важным участником цифровизации в нефтегазовой отрасли, конечно, был и остается человек. Снижение черновой работы, переход на другой уровень принятия решений потребует изменений в квалификации специалистов.
Появление нового инструментария и технологий приведет к необходимости освоения новых профессий. Центр дистанционного управления и контроля за процессом проходки скважины уже больше похож на пульт управления космическим аппаратом, а процесс управления уже не связан с рутинными процессами сбора исходной информации.
Рассматривая перспективы нефтегазовой отрасли России в горизонте после 2035 года, стоит ввести границы анализа и рассматривать ее с точки зрения экспортной продукции и работы на внутреннем рынке.
Кроме того, нефтегазовая отрасль будет отягощаться проблемами старения производственных фондов, изношенностью трубопроводных систем и повышением себестоимости продукции в связи с ухудшением структуры ресурсной базы и выходом на новые территории или геологические условия, в частности ТРИЗ. В то же время влияние глобальных факторов, прежде всего в области экологии и повышения эффективности экономики и управления, будут заставлять переходить на новые форматы и способы обеспечения потребителя энергией.
С точки зрения обеспечения экспорта продукции нефтегазового комплекса России на мировой рынок изменения должны происходить значительно быстрее и носить более фундаментальный характер.
Во многом это связано с ужесточением экологических и экономических характеристик к энергоресурсам. При этом способность нефтегазовых компаний адаптироваться к новым требованиям рынка становится не менее важной по сравнению даже с уровнем автоматизации производства. Снижение операционных и эксплуатационных расходов может быть оптимизировано только с помощью самых современных цифровых технологий.
Даже тогда, говоря об ОИУС, подразумевавших изменение всей структуры и процессов на уровне информационном и управляющем, все понимали, что основные результаты получаются в лучшем случае в области убыстрения обмена бумажками у высокопоставленных чиновников и появления сводных информационных экранов у первых руководителей. А ведь смысл именно в том, чтобы информация меняла эффективность управления на всех уровнях.
Источник: Агентство нефтегазовой информации